/ 15 февраля 2017 г. /




Сегодня наши поздравления с праздником немного будут отличаться от обычных.

Помимо небольшой подборки картин западно-европейских художников


   мы ДАРИМ  СКИДКУ 10% КАЖДОМУ,
кто оформит поездку по России СЕГОДНЯ




как обычно, начинаем с любомого Джотто Бондоне - фреска из Капеллы Скровеньи из Падуи, которую мы иногда посещаем во время наших паломнических поездок по северу Италии.


тоже Джотто Бондоне, но уже в Ассизи, церкви Францизска Ассизского.


а вот и Беато Фра Анжелико и его фреска из монастыря Сан Марко во Флоренции. Кстати, сейчас еще, посетив выставку Шедевры Ватикана в Третьяковской галереи, вы можете полюбоваться прекрасной работой этого художника, посвященной святителю Николаю. Выставка скоро закроется и картины вернуться в Рим, поэтому те, кто еще не посетил ее, поспешите.


а это Джентиле да Фабриано - тоже его работу, посвященную святителю Николаю, можно еще увидеть в Третьяковке.


Амброджо Лоренцетти, сиенский мастер, также представлен сейчас в Третьяковке.



Лохнер Стефан


Витторио Карпаччи


Рембрандт

и еще хочется напомнить одно из лучших стихотворений, посвященных этому величайшему празднику.
Я помню, как однажды мне одна паломница призналась, что для нее путь к православию начался именно с этого стихотворения Иосифа Бродского, только прочитав его посвящение Анне Ахматовой, она впервые ощутила всю глубину этого События.

Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: он – твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем».- Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:

«В Лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,

как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.

                             Иосиф Бродский